Продолжение рассказа.
Предыдущую часть читайте тут: Махновщина. Рассказ в диалогах (часть третья).
М - Махно. В - Волгин.
М.: Так что же ты собрался делать в Европах и Америках? Тявкать?
В.: Тявкать. И скулить. Я, Нестор Иваныч, себя недорого ценю, и сужу себя жестоко. Меня выбрасывают – оставаясь интеллигентом, как и положено, я приму кару, выкачусь из земли, где начинается новая жизнь – та, о которой мечтал, - и буду скулить жалобно, о том, почему меня в эту новую жизнь не взяли.
М.: Вот оно что. За такие соображение и Задов на тебя руки бы не поднял, думаю, а поднял бы – я б его самолично пристрелил, у той самой стены, где мы Григорьева ликвидировали. Жестоко говоришь, и спорить с тобой сложно. Но и поверить тебе нелегко, у меня все же есть чувство, что не так уж все плохо. Есть какая-то надежда, мы вот проиграли, но это наше поколение, уставшее от трех войн и трех революций. Но кто знает – может, и из нашей среды еще прорастет эта новая порода, о которой ты такие песни слагаешь. Не может же быть у большевиков монополии на рождение таких людей?
В.: На них монополия у матерей Страны Советов.
М.: Будет тебе! Красивые слова – вот и вся твоя евгеника! Людская порода в Гуляй-поле немногим от Советской отличается, и здешние бабы таких же детей родят, как и тамошние. Тут не в рождении дело, не в породе, а в природе. В человеческих качествах дело, и в них же опасность для нас заключается, я вот сейчас подумал. Не перебегут ли наши «новые» туда, по другую сторону баррикад? Перебегут, там им и место будет. А, с другой, стороны, и твоего полку прибудет – их «старые» тебя, я думаю, скоро в Парижах и Лондонах с успехом догонят.
В.: Значит, меня, не нас? Что же ты, останешься здесь? Продолжишь борьбу?
М.: (помолчав) Посмотрим. Не могу тебе сейчас наверняка сказать, но, думаю, останусь на Украине. Я в себе еще силы кое-какие ощущаю, думаю, не я один такой. Народ вряд ли весь устал от гражданской войны, особенно в этих краях. Приедут большевики, заберут хлеб, заставят у милиционеров регистрацию проходить – народ сразу же за оружие возьмется, вспомнит и волю, и анархию, и черные знамена. Ну, и Батьку Махно припомнят, думаю. Тут мне работа и найдется. А ускакать в Европу всегда можно успеть.
В.: Думаешь в гуляй-польском районе скрываться?
М.: Опастно. У крестьян на сеновале прятаться можно, но действовать – никак. Подамся на Север, скорее всего. Или на Северо-Восток, поработаю с пролетариатом. Крестьянин наш, все же, не так взрывоопасен, как пару лет раньше. А рабочий разгорается быстрее и дольше остывает, это мне поможет.
В.: Удачи тебе, Нестор Иваныч!
М.: Ага, теперь, значит моя очередь спрашивать – «а как же ты»?
В.: (опустив голову, мотая ей) Я – нет, товарищ Махно. Я уезжаю. Через Польшу – прямиком в Европу. Не вижу для себя другого выхода.
(пауза)
М.: Знаешь, сколько мы уже тут сидим?
В.: (поднимает голову)
М.: Долгонько, вот что. Можно и угореть так, между прочим, огонь горит, а окна закрыты.
В.: На воздух пойдем?
М.: Да, давай.
поднимаются из-за стола, Махно открывает дверь в сарай. за дверью – конец ночи, светает. оба молча стоят на пороге.
М. Знаешь, Волин, я вот недоговорил все же о свободе.
В.: Что?
М.: А вот что, такое размышление мне сейчас пришло в голову. Свобода, Волин, так, как мы ее понимаем, бывает в одиночестве, и только. На необитаемом острове, на пастбище, в тюрьме, в незнакомых краях – но и на этом ее определение не заканчивается. Бывает свобода примирения, свобода собственного сада, своей кельи, как у монахов, или своего угла, знаешь, такая, добрая и лучистая свобода быть самим собой, не задевая других. А бывает и другая – свобода злобы и борьбы одного против всех, благородной борьбы, не маниакальной – это воля террориста и партизана, убийцы-ассасина или поджигателя. Обе эти свободы – на наш выбор, вот, на тарелочке нам их приподнесли эти самые победители, а именно никто иной как Ленин, Владимир Ильич, и Троцкий тоже в этом поучаствовал. Вот вам, господа хорошие – альтернатива, богаче не бывает. Выбор дъявольский, и там, и там – наслаждение, и ни один не хуже и не лучше другого. Но вот третий вариант свободы Ленин до нас не допустил, припрятал для своих, за семью печатями, словно масон – правда, в этом что-то масонское есть? – неважно, не смейся, это пустое. Третий вариант – свободу чистить, строить, работать со всеми, воевать или жить мирно, в общем, свободу коллективизма, свободу кричать «ура»! - или наоборот, молчать среди кричащих, идти им всем наперекор, а это тоже немало, – этого нам не предложили, и не предложат. А третий этот вариант наших двух стоит, и еще приплатить полагается. Но нам это не дано, вот так-то, Волин, нам крохи остались, эмигрантского дерьма или последних конвульсий в подольском захолустье. Такая штука вышла, вот какое соображеньице у меня образовалось.
(молчат)
М.: Какой рассвет красивый, заметил, Всеволод Михайлович?
В.: Не вижу красоты, извини, Нестор.
М.: Злишься?
В.: Тоскую.
М.: Ладно тебе.
В.: Я, знаешь, Нестор Иваныч, сейчас прямо поеду. Не хочу опоздать.
М.: (с иронией) Поезд на Париж уходит?
В.: (хмуро)Да. Пойду вещи собирать. До скорого.
(уходит)
М.: Ну, мои сборы долго не займут. Светает, надо отсюда убираться. Заря красная, может, ветер будет, снег начнет сходить, было бы отлично.
(уходит)
Некоторое время никого нет. Потом появляется Задов, в кожаной куртке, блестящих сапогах, заляпанных грязью.
З.: Черт! Ушли! Да что ж за невезенье!
Совет тем, кто планирует ремонт в ванной. На сайте компании РИДАПРОМ представлена керамическая плитка италия, которую по достоинству оценят любители хорошего ремонта.
Рекомендую другие записи в блоге Вверх по течению:
Комментариев нет:
Отправить комментарий